Чужая ноша - Страница 57

– Это Инга диск забыла, да все никак не заберет. Певицу зовут Лёка. Псевдоним, конечно, в жизни ее зовут по-другому. Еще неизвестная. Диск этот, кажется, записан на ее личные средства и не растиражирован. Если не нравится, посмотри в бардачке другие диски.

– Нет, наоборот, очень нравится! – Лариса горячо заверила и сделала звук громче. – А откуда у вас с Ингой этот диск, раз он еще не тиражируется?

– Это у сестры моей спроси, – Вадим усмехнулся. – Она с этой Лёкой общается.

– Ладно, спрошу – Лариса ответила и замолчала, слушая песни.

– Если хочешь, заедем куда-нибудь поужинать, – Вадим, покосившись на притихшую девушку, предложил.

– Нет, хочу поскорей домой, – она сделала звук тише. – Я уже давно не была у себя. Вначале, после того, как Алена погибла, жила у родителей. А потом попала в больницу, где меня продержали целую неделю. Зачем столько? Я ведь практически не пострадала, травм серьезных не получила. Просто легкое сотрясение, шок, нервы… Все наложилось… Но я бы могла и дома прийти в себя.

– Но в больнице тебе все же провели лечебный курс.

– Мда-а, кололи уколы, от которых я сурком спала.

– Зато отоспалась! – Вадим усмехнулся и, приоткрыв со своей стороны окно, закурил.

– Это точно…

…Мы уходим, чтоб вернуться
И продолжить путь назад.
По спирали каждый шаг.
Для того чтоб вдруг проснуться.
Где проснуться, с кем и как?
Неотрывно, день за днем
Сон сменяет новый сон.
Ты мне снишься, ты в тумане,
Снова пропасть между нами.
По глазам ведешь рукою –
Не проснешься, будь со мною.
Лишь во сне мне это надо.
Лишь во сне мы будем рядом…

– Я обязательно расспрошу твою сестру об этой певице! Мне очень понравились ее песни.

– Можешь взять диск домой послушать.

– Ой, спасибо! – Лариса обрадовалась и пообещала:

– Завтра же тебе и верну его!

Вадим свернул в переулок и уже через минуту припарковал машину во дворе дома.

Лариса зажгла в коридоре свет и с обрадованной улыбкой повернулась к Вадиму, вошедшему следом:

– Вот я и дома!

– Рада?

– Еще бы!

Сняв ботинки, она, не снимая куртки, прошлась по квартире, зажигая везде свет.

– Пыльно только… Я уже столько времени не была здесь.

Вадим разулся и с сумкой в руках прошел за Ларисой в комнату.

– Твои вещи. Куда их поставить?

– Да где угодно! Потом разберу. Я родителям еще не успела позвонить, не сказала, что меня выписали сегодня. Они думают, что в понедельник.

– Позвони…

– Потом! – она улыбнулась и плюхнулась на диван. – Очень торопишься?

– До понедельника совершенно свободен, – он, присев рядом с ней на диван, с улыбкой заверил.

– Значит, чай попьем вместе! Можешь немного подождать? Я хочу привести себя в порядок.

– Я же сказал, что никуда не тороплюсь! – он с легкой усмешкой посмотрел на нее.

– Почему ты так на меня смотришь?

От его долгого пристального взгляда ей стало неловко, и она смущенно потупилась.

– Любуюсь. Нельзя?

– Нельзя! – она уверенно отрезала. – Пока я выгляжу как вылинявшая тряпка, нельзя!

– Интересное сравнение! – Вадим засмеялся и проводил взглядом Ларису, вскочившую с дивана и принявшуюся что-то искать в приоткрытом шкафу.

– Отвернись! Я собираюсь идти в душ и выбираю себе белье…

Он опять усмехнулся: какая же она забавная! Но послушно отвел взгляд.

– Я быстро! Можешь пока поставить чайник.

Хлопнула дверца ванной, и через некоторое время послушался шум воды. Вадим поднялся с дивана и отправился на кухню. Поставил по просьбе Ларисы чайник и снова вернулся в комнату. Полистал немного женский журнал, оставленный на телевизоре, просмотрел подборку музыкальных дисков, прошелся по комнате, с любопытством рассматривая предметы обстановки. Ему интересно было знать о хозяйке квартиры как можно больше: как она засыпает – свернувшись калачиком или раскинувшись на постели. Как просыпается утром и взъерошенная и сонная бредет в ванную умываться. Какую музыку она слушает: под какую грустит, а под какую – радуется. И когда замерзает, в какой домашний свитер кутается. Осматриваясь в комнате, он пытался представить себе Лару в разных бытовых ситуациях. Ему казалось, что она бы нравилась ему в любом виде – даже когда сонная и растрепанная, с косметикой или без, светящаяся от настроения или с покрасневшим простуженным носом. Он старался не думать о том, какая она сейчас в душе, и мысли об этом превалировали. Он старался думать о ней в строгом деловом костюме и с завязанными в хвост волосами – какую видел в офисе, но представлялась она ему такой, какой была сейчас в душе – «одетой» лишь в переливающийся на свету водный бисер. Она выйдет из душа, и от ее влажных длинных волос и разрумяненной гладкой кожи будет пахнуть так притягательно, что… чай пить они уже вряд ли будут. Он просто не сможет сидеть напротив нее и следовать чинному чайному ритуалу, как чопорный англичанин на светском приеме. И ей тоже вряд ли на самом деле нужна эта «чайная традиция», но воспитание и застенчивость не позволяют сразу дать волю инстинктам. И каким богам помолиться, и в какое царство проторговать душу за еще сколько-то мгновений выдержки, которые покажутся адовой вечностью – для соблюдения «чайной церемонии». Изощренный «человек разумный» сам придумал себе множество пыток для усмирения инстинктов, дабы проложить еще большую пропасть между человеком-животным и человеком цивилизованным. Чайная церемония – одна из них.

Вадим сделал еще круг по комнате, прислушиваясь к шуму воды в ванной. И назойливые фантазии вновь атаковали воображение. Прямо беда… Он с шумом перевел дыхание и остановился перед сервантом. Лучше рассматривать чашки для той самой «чайной пытки», чем пытать воображение навязчивыми образами. Он сосчитал все чашки, которые стояли на верхней полке, и все блюдца. Количество чашек равнялось количеству блюдец – и это понятно. Считать чашки с блюдцами на второй полке показалось занятием надоевшим, и Вадим, открыв дверцу серванта, достал фотографию в рамочке, которую углядел. Лариса с Аленой – две сестры, совершенно не похожие друг на друга. Светленькая и темноволосая, спокойная и взбалмошная, но обе – смешные девчонки, милые и славные. …Аленка, улыбаться бы тебе еще в этой жизни, радовать молодых людей своим смехом и милыми капризами… Зачем ты это сделала?.. Вадим осторожно поставил фотографию на место и взял другую – Аленину. Здесь она еще не остригла коротко волосы и лет ей, наверное, семнадцать-восемнадцать. Милая девчушка, юный цветок, распустившийся ранней красотой и сорванный еще на рассвете. Мысли об Алене отозвались приглушенной болью – от неприятия и непонимания факта такой ранней смерти. Ей бы закончить институт и найти интересную работу, ей бы кружить головы молодым людям и разбивать сердца, ей бы любить и самой купаться в любви, ей бы выйти замуж и родить такую же красивую девочку. Ей бы просто жить.